Вот так.

  Толстая папка рукописи лежала на редакторском столе, занимая место между компьютером и высокой стопкой издательских документов. Она была открыта, листы в ней лежали аккуратно сложенными, как будто к ним ещё не притрагивались. За столом сидел лысый человек, внешне очень похожий на редактора. Он мило улыбался и смотрел на писателя большими добрыми глазами.
— Нам понравился ваш роман, и мы готовы его издать, но... — редактор наклонил голову к папке и движением руки нарушил идеальный порядок рукописи. Стопка сползла в сторону, а из её глубины на поверхность были извлечены несколько листов, соединённых вместе канцелярской скрепкой. — Мы не смогли прочитать последнюю главу.
Подняв листы в руке, редактор показал их писателю.
— Что это?
Листы были исписаны непонятными символами, не похожими ни на один язык.
— Роман следует издать в том виде, в каком он написан, — негромко сказал писатель.
— Но, этого же никто не прочтёт! — возразил редактор.
— Вы не понимаете. Это очень важная глава. Совсем мало людей осталось в мире, кто знает Ноев язык. Они прочтут.
— Ноев язык? — удивился редактор. — Тогда давайте сделаем так. Вы переведёте эту главу на нормальный язык, и мы опубликуем оба варианта. Чтобы всем было понятно.
— Нет, нет, — затряс писатель головой. — То, что там написано, предназначено только для знающих Ноев язык.
— Ну, знаете, дорогой, — развёл руками редактор. — Мы так не можем. В таком виде мы не можем издать ваш роман. Никак не можем. Тут уж вы нас извините.
Писатель встал.
— Что ж, очень жаль.
— Да вы не расстраивайтесь, — попытался успокоить писателя редактор. — У вас ещё есть время изменить своё решение. Если что передумаете — добро пожаловать.
— Уже не получится, — негромко сказал писатель и направился к двери.
— Ну что вы, зачем же сразу: вот так?
— Не во мне дело. — Писатель остановился перед дверью и, повернувшись в пол оборота, посмотрел на редактора с сожалением. — Вы уже приняли решение и теперь его нельзя изменить. Романа больше нет.
На секунду замерев, редактор открыл, было, рот, словно что-то хотел сказать, но, видимо, передумав, молча полез в закрытую уже папку. Листы были чистыми. Текст исчез.
— А, как же это…? — недоумённо посмотрел он на писателя.
— Ещё одно тысячелетие потеряно, — с сожалением констатировал писатель и, открыв дверь, вышел из кабинета.
Некоторое время с редактором ничего не происходило. Он просто сидел перед стопкой чистых листов бумаги и растерянным взглядом водил по их белой поверхности. Потом, вдруг вспомнив, что роман есть в памяти компьютера, начал быстро стучать пальцами по клавиатуре, вызывая нужный файл. Экран был пуст. Файл оказался чистым. Романа не было.
Совершенно опустошённый этим происшествием, редактор откинулся на спинку кресла и, монотонно мыча себе под нос, начал вертеть пальцами попавший под руку карандаш.
Спустя минут десять что-то подвигло его на действие и, наклонившись к столу, он начал быстро писать на одном из опустевших листов бумаги. Карандаш не писал. Редактор был в трансе. Стоило ему начать писать название исчезнувшего романа — ничего не выходило, что-нибудь  другое — карандаш писал, как обычно. После нескольких бесплодных попыток редактор выбросил карандаш, отшвырнул листы в сторону и, развалившись в кресле, заскулил от бессилия.
Ещё одно тысячелетие было потеряно.